Когда время судья и палач. Психологическая драма с криминальным событием - Алена Бессонова
Ахма росла, именно так назвал её Ефим. Она свободно уходила в лес, но неизменно возвращалась, ковриком ложилась у постели, а Мессиожник осторожно ставил на неё замершие в ледяной воде ноги. Ничего не давало Ефиму ощущение тепла: ни толстые резиновые сапоги, ни трое шерстяных носков. Ноги всё равно мёрзли и только тело росомахи, её шелковистая шерсть согревали деревянные скрюченные, как у старика пальцы ступней и Мессиожник засыпал, иногда так и не подняв ног на кровать.
Ефим не помнит, что точно разбудило его в эту ночь: то ли непонятное шевеление у двери, то ли вздох Ахмы, которой приспичило выйти внеурочное время, но он встал и, бурча под нос, пошёл к двери. Обычно Ахма оправлялась недолго и он, стоя в проёме открытой двери, решил её подождать, заодно проветрить землянку, накануне слишком сильно натопленную. Он, глядя вдаль прямо перед собой, потянулся, разбросал в стороны на уровне плеч руки и неожиданно наткнулся на напряжённый прищуренный взгляд из-под тяжёлых надбровных дуг. Глаза круглые, как бусы светились зелёным отражённым от луны светом. Они не мигали, а втягивали в себя, как воронка. Но ещё более жутко выглядела оскаленная с отломанным передним клыком пасть, истекающая слюной.
— Ну вот и всё, — мысль корябнула Ефима острой иголкой, — дверь закрыть не успею… глупо… глупо.
Внезапно что-то чёрное обрушилось на зверя сверху и из его вскинутой с ощерившейся пастью головы выкатился безнадёжный разрывающий мозг вой.
Вой перешёл в хрип, а потом в тишину. Тишина замешенная на страхе и крови повисла густым вязким туманом. Ефим заставил себя, едва переставляя онемевшие ноги, вернутся в землянку, отыскать фонарь и преодолевая ужас, пойти в ту сторону, откуда слышался негромкий, похожий на стон звук.
Ахма истекала кровью. Она лежала в нескольких метрах от растерзанного волка. Мессиожник осторожно перенёс росомаху в землянку, обмыл тёплой водой раны, одна была глубокой. Ефим открыл коробку с запасами лекарств, извлёк шприцы и ампулы с антибиотиками: принялся за лечение зверя. Через две недели Ахма встала, а через месяц вошла в привычный, совместный с человеком уклад жизни. Именно тогда Ефим осознал, что надёжней и преданней друга у него не будет. За свой короткий двенадцатилетний срок жизни Ахма однажды ушла от Мессиожника, вернулась скоро и через несколько месяцев на свет появилась следующая Ахма, так и повелось…
2010 Г. Архангельск. Следственный изолятор
Роман проснулся от скрежета щеколды на створке окошка в двери изолятора. Он резко мотнул головой, скидывая остатки сна. Калашников сидел всё в той же позе с зажатыми между коленями кистями рук и, не открывая глаз, раскачивался из стороны в сторону.
Из пустого пространства окошка послышался голос;
— Велено передать: всех вывезли. Сейчас они летят к бабушке…
Кузьма вздрогнул, открыл глаза:
— К какой бабушке?
— К какой бабушке? — повторил вопрос Васенко, — уточните.
— К какой бабушке? — повторили за дверью и, вероятно, включили громкую связь на сотовом телефоне. Насмешливый голос в сопровождении треска телефонной линии, пояснил:
— Ну не к чёртовой бабушке, конечно! К матери Кузьмы Калашникова в Пермь. С ней созвонились, она рада принять внуков… Так пойдёт?
Кузьма растерянно посмотрел на Васенко, спросил, подёргивая щекой:
— К маме? Она ещё помнит меня?
— Ну-у-у, друг, даёшь? — удивился Роман. — Хватит кваситься. Соберись! У них теперь всё хорошо. Даю тебе пятнадцать минут.
— Я расскажу. Что знаю о нём, расскажу, — раздумчиво произнёс Калашников, — но думаю это мало вам поможет. Когда я хотел его найти, мне никогда это не удавалось и только однажды… показалось, что это он. Таков каков есть на самом деле.
— Ну-у?! — приободрился Роман.
— Года через четыре после начала работы по золотодобыче, я поехал в Архангельск. Весной, летом и осенью мы не должны были отлучаться со своих мест. Чудь продукты, одежду и инструменты поначалу привозил сам. Зимой выезжать можно было, правда, не всем. Старик тыкал пальцем на того, кому он разрешал. Мне разрешал… доверял… Я тогда любил просто ходить по городу, присматриваться. Мечтал когда-нибудь купить квартиру. В Архангельске в то время имелся небольшой антикварный магазин. Назывался «Песок старины». У него оригинально был оформлен вход и витрина, будто дверь старинного резного деревянного шкафа. Именно её и заметил. У самого входа наткнулся на продавца: он как-то больно суетливо проскочил мимо, перебирая маленькими ручками бумажки. Я успел заметить только карточку на его длиннополом пиджаке: «Антиквар Лев…» Даже смешно стало: Лев, а бегает как заяц. Магазин был забит столиками, шкафчиками, иконами, украшениями, фарфоровой посудой и статуэтками — глаза разбегались. Пока таращился, разглядывая диковины, антиквар Лев раза три пробежал мимо. Единожды удалось ухватить его за локоть, но он увернулся и опять скрылся за стеллажом. Я решил поинтересоваться: куда и зачем, пренебрегая обязанностями, так прытко скачет продавец Лев. Тихонько подошёл и заглянул за стеллаж. За полками спиной ко мне стоял небольшого роста мужик: поджаристый, лысоватый, в отлично пригнанном дорогом костюме. Он будто почувствовал, что на него смотрят, недовольно бросил антиквару: «Лёвчик обслужи клиента. Господин, вероятно, любитель старины…». Антиквар налетел на меня грудью, как «Титаник» на айсберг и принялся выталкивать из-за стеллажа. Но я стоял, будто гвоздями прибитый: я узнал его голос! Это был голос старика Чудя. Антиквар Лев, поняв тщетность своих усилий, зашипел: «Приходите позже… отчёт… хозяин…». А я стоял! И тогда, тот кого антиквар называл хозяином обернулся. Это был безукоризненно выбритый, большеносый, узкогубый человек с надменным, даже чуть брезгливым выражением лица и с зажатой между двумя пальцами нераскуренной сигарой. Его глаза — большие зрелые вишни в сеточке морщин смотрели пристально и… смеялись. У меня мурашки побежали внутри и будто сосулька стала намерзать, ровно такое я ощущал, когда в потаённом месте появлялся Чудь. Мужик отступил на два шага назад и пропал в темноте угла, как будто его и не было. А я, совсем растерявшись, спросил у антиквара: «Это кто?». Лев раздражённо ответил: «Оно вам надо? Я же сказал — хозяин… Идите уже… Или что присмотрели? Будете брать?». Я отрицательно покачал головой и антиквар, обойдя меня, принялся толкать ладошками в спину, приговаривая: «Может, вы просто пошли не по той тропочке? Так, гастроном чуть дальше…». Уже на улице и потом ещё долго казалось, что это всё же был Чудь, но без камуфляжа. Только Чудь никогда при мне не курил сигар. Дорогие сигареты, да. Но сигар в его руках не видел. — Калашников замолчал.
— Когда ты увидел Чудя на запланированной встрече в вашем потаённом месте, он как-то дал понять, что в антикварном магазине был он или как ни в чём не бывало…
— Никак… и ещё…
